Интервью с куратором. Павильон «Нефть», ВДНХ

Идея

— «Нефть» — чрезвычайно широкое понятие. Какие темы и сюжетные линии были выбраны

для экспозиции Павильона и почему?

— Говорить о вещах, которые приводили к цивилизационным изменениям, всегда непросто.

Развитие нефтепромышленности, без сомнения, одна из них. Многослойность темы порождает желание объять необъятное, огромное количество уровней повествования — информационных, эмоциональных.

Пространственное проектирование к тому же накладывает свои ограничения. Пространство несёт определённую механику существования внутри него. В итоге и его архитектура, и понимание того, что структура повествования должна быть многослойной, но при этом ясной, привели к тому, что родилось четыре основных тематических зала: «Человек и нефть», «История», «Технологии», «Наука», которые сценографически складываются в единую картину повествования. Если говорить о принципе драматургии, то это «новеллы», которые пересекаются, дополняют друг друга, но тем не менее в целом являются независимыми.

Первым стал зал «Человек и нефть», который погружает нас в мир предметов из нефти, и оказывается, что это тот мир, в котором мы живём. Это и предметы быта, техника и электроника, новации и космические технологии, путешествия и медицина — все эти линии выделены как отдельные сюжеты. Далее посетитель может выбрать свой дальнейший путь познания через залы «Технологии» или «История».

Зал «История» рассказывает о нефти в нашей стране. Сосредоточение на отечественной промышленности — осознанное решение, именно потому, что вместе с заказчиком мы оценивали необходимость сфокусированного повествования. Ретроспективный экскурс в историю использования и добычи нефти от самых древних, примитивных форм, связывает этот зал и «Человек и нефть». Бакинские промыслы, достижения Нобелей, развитие нефтепромышленности и науки нефти как таковой, освоение Западной Сибири, нефть военного времени и события современной истории — всё это сюжеты «Истории».

Зал «Технологии» сюжетно разделён по процессам ВИНК (вертикально-интегрированных нефтяных компаний).

От исследований и разведки посетитель проследует через бурение и добычу к транспортировке и переработке. Каждый процесс раскрыт через самые актуальные исследования и технологические прорывы, то есть этот зал говорит на языке современности, будущего.

«Наука» — зал, к которому устремляются и приходят и «История», и «Технологии». И это действительно так.

Сегодня нефть — это сложнейшие исследования в разных областях научного знания, исторические процессы и технологические вызовы, которые приходят к «науке нефти». Химия, математика, экология, геология и физика — достижения во всех этих областях тесно связаны с дальнейшими технологическими успехами. Важно, чтобы юные посетители смогли увидеть, что те предметы, которые мы изучаем в школе, в развитии приводят к серьёзным изменениям в прикладных отраслях деятельности человека.

— Вы работали с ожидаемыми вопросами и стереотипами касательно темы экспозиции или старались придумать новый нарратив?

— Прогресс — явление двоякое: это всегда развитие и всегда вызовы, которые стоят перед обществом. Стереотипные представления о нефти, которые общество транслирует публично в отношении нефтепромышленности в целом, явно артикулируются средствами массовой информации. А вот скрытые достижения, технологические прорывы, те самые цивилизационные изменения, которые кажутся нам очевидными, редко бывают явно выражены. Хотелось сделать акцент на этом.

И тут возник, скорее, вопрос уровня повествования. Можно говорить на очень высоком философском языке о социальных изменениях, трансформации потребностей общества, вызванныех развитием нефтепромышленности и технологий, ожидания, вызовы, тектонические сдвиги в образе существования человечества в принципе. Это очень интересно, но нужно осознавать место и время, объёмы и возможности пространства.

Расположение площадки на ВДНХ, ограничения площади, требования держателя проекта определили необходимость фокусировки на конкретном типе посетителей и принятии более близкого широкой аудитории уровня дискурса.

Для более сложных вопросов и расширения спектра тем нужна база. И необходимо было её создать.

Поэтому Павильон говорит о технологическом развитии, о бытовом влиянии на жизнь человека, о развитии науки нефти, транслируя философские вопросы в неявном виде и достаточно ограниченно.

— На кого рассчитан проект? Концепция создавалась под определённую аудиторию?

— Павильон находится на ВДНХ, и, с одной стороны, уже семантически должен представлять широкой аудитории «достижения народного хозяйства». Но с другой стороны есть аудитория, которую я называю «околопрофессиональной».

Интерес ее представителей продиктован тем, что они сами хотели бы реализоваться в нефтепромышленности (студенты, старшеклассники), или их близкие люди — нефтяники, а возможно, они просто увлечены «околонефтяными» темами — экологией, геологией и так далее.

Такое сочетание аудиторий требует более сложного, наукоёмкого повествования, отхода от чисто развлекательной стратегии, и, что немаловажно, дополнительных функциональных возможностей пространства. Наверное, будет правильно определить комфортный возрастной уровень 10–12+, но это условное ограничение, которое говорит о том, что в Павильоне много технической информации.

Однако формы, выбранные для повествования, и допустимые упрощения контента, без сомнения, смогут раскрыть ряд сложных тем и будут доступны и более юной, но менее технически подготовленной аудитории.

— Согласно общей концепции, с какими мыслями должен выходить из экспозиции посетитель?

— Первый и очевидный стереотип, с которым хотелось бы, чтобы расстались посетители: «Нефть — это только бензин». «Нефть прямо озёрами копится под землёй и добывают её с незначительными усилиями» — ещё одно довольно банальное утверждение, которое не является правдой.

Хотелось бы, чтобы приходило понимание того, что нефтепромышленность — чрезвычайно наукоёмкая область знаний, которая требует значительных усилий, а история освоения нефти — это история развития, борьбы и преодолений, где есть место не только высоким достижениям, но и вызовам и сложностям.

— Затрагивает ли экспозиция экономические вопросы, связанные с нефтью?

— Есть отдельные решения, которые касаются нашего нефтяного следа, а именно темы уровня личного использования нефти, Павильон не рассказывает о макроэкономических вопросах .

— Есть ли возможность актуализации экспозиции?

Ведь Павильон будет работать не один год, но в сфере нефтяной промышленности будут появляться новые открытия и разработки ?

— В Павильоне множество мультимедийных решений, обновление аудиовизуального контента серьёзно упрощает вопрос дополнения. Однако технологические искушения кроются в иллюзии, будто можно пополнять цифровой контент бесконечно.

Это не так. Потребуются внимательная проработка и модификация с целью сохранения целостности повествования и выделения важных деталей, которые бы апроксимировали рассказ, а не делали его набором случайных роликов.

— У проекта есть конкретный заказчик — это компания «ЛУКОЙЛ». Насколько этот факт повлиял на повествование?

— Начнём с того, что открыть первый публичный проект такого уровня, посвящённый нефтепромышленности в целом — очень важный, серьёзный и, конечно, смелый шаг. Это и вопрос открытости обществу и готовности к диалогу.

Вопрос готовности к длительной и затратной реставрации, сохранению объекта культурного наследия.

Это взятие на себя полной ответственности за результат.

К тому же реализация такого проекта — вопрос не только дорогостоящий, но и ресурсозатратный, ведь в нее были включены эксперты и сотрудники компании, которые работали над формированием базы для научного контента.

Конечно, заказчик серьёзно влияет на проект: он определяет его основные парадигмы в части целей и старается следовать им.

И в момент проектирования каждого нового проекта рождается «новая» команда, включающая в себя не только куратора — сценографа, которым я и являлась, и вообще команду проектировщика, но и команду заказчика.

Открытость заказчика и готовность к работе привели к тому, что проект получился ярким и многослойным, междисциплинарным, насыщенным, ведь повествование построено в том числе и на раскрытии информации о технологических достижениях и научных изысканиях компании «ЛУКОЙЛ».

Конечно, заказчика видно в проекте.

Это видение отражено как в интерпретативных приёмах визуальной концепции, так и в содержательно насыщенной части контента.

Пространство

— Вы работали уже в существующей архитектуре Павильона. Каковы были её особенности?

— При работе с объектами, имеющими такую мощную «память места», важен принцип «не навреди сильно». Конечно, создание постоянной экспозиции априори задача искусственного вмешательства в существующую архитектуру, но назначение Павильона изначально выставочное, поэтому мы не шли против его сущности.

Если говорить о логике экспозиции, то важна особенность топологии, менять которую не просто бессмысленно, а совершенно невозможно. Хотя на этапе творческого конкурса такие предложения, я знаю, были. «Прорубить двери», «скрыть лепнину», «снести стены» — всё это для меня звучит нелепо, и заказчик разделял это мнение, так как понимал ценность объекта.

— Павильон является объектом культурного наследия.

Это ограничивало проектирование или помогало в разработке идей?

— Не могу сказать, что объект культурного наследия — это всегда ограничения для концепции. Наверное, вызов для поиска отдельных решений или ответов на инженерные вопросы. А то, что объект имеет «память», это всегда трогает и заставляет включаться в ещё более тесное взаимодействие с ним

Были небольшие сложности с функциональными зонами Павильона, ведь он изначально не предполагал наличие закрытого гардероба, комфортных туалетов и ограничения входа, но мы довольно быстро нашли компромисс.

— Как был найден визуальный образ залов? На что вы опирались?

— Мы сразу знали, чего НЕ хотим. Не хотим стереотипных чёрных, масляных оттенков (в массе), разрозненных, дискретных форм, мрачной визуальной картины, разрушающих не только образ Павильона, но и замысел трансляции наукоёмкости отрасли, своего рода «лабораторности». Поэтому были выбраны светлые, чистые цвета и формы с вкраплением контрастной графики. То, что это отвечало и визуальной айдентике заказчика — дополнительный бонус.

Идея создания «объёма в объёме» для центрального зала — это дань его выставочной эстетике и, конечно, трансляция идеи, что мы создаём новое внутри наследия, со всем уважением к нему. Да, новая форма достаточно агрессивна, но она существует внутри исторического контура. И маленькая деталь, в нефтепереработке есть такой термин «выход светлых». Он очень поэтичен и тоже поддержал нас в поиске.

— Как происходит движение посетителей? Есть ли заданный маршрут или существует вариативность в навигации?

— Есть два варианта движения по залам. Это обусловлено топологией пространства, о чём я говорила выше. Посетитель самостоятельно выбирает один из разделов, при этом не нарушается логика и смысловая составляющая. Любой из маршрутов создаёт собственное пространство смыслов, но в рамках общей истории.

В центральной части (в центральном зале) раскрывается тема «Человек и нефть». Такое начальное знакомство отражает непосредственное влияние нефти на нашу жизнь. То, что посетитель оказывается центром экспозиции и может сразу получить ответ на вопрос «как это касается меня», заинтересовывает и привлекает внимание к следующим тематическим зонам.

Как я уже говорила, и «История», и «Технологии» приводят в зону «Наука», что предельно отражает реальность и концептуально вписывается в общий замысел: история покорения, доходя до современных дней, становится наукоцентричной, а технологии требуют значительного влияния научных разработок.

Маршрут «Человек и нефть — История — Наука — Технологии» отражает переход исторических предпосылок к современности, глубокому научному знанию. Технологичность становится заключительной «нотой», демонстрируя в технологиях отражение достижений науки.

Маршрут «Человек и нефть — Технологии — Наука — История» показывает выход технологий в науку, а заканчивается маршрут зоной «История», что отражает серьёзный вклад человека в освоение отрасли. При этом выход в зону «Человек и нефть» опять-таки отражает тесную связь мира нефти, в том числе историю покорения, и повседневных потребностей.

— Решался ли вопрос с обеспечением доступной среды? И если да, то как?

— При проектировании экспозиции была создана карта доступности и использования каналов восприятия, часть решений спроектирована с учётом тактильной составляющей и акустического сопровождения для слабовидящих.

Соблюдены требования по передвижению маломобильных групп. Но в целом, если говорить о проектировании образовательной, музейной, коммуникативной среды и пространств, мне кажется, этого мало.

Разговоры об инклюзивной среде — это чаще всего попытки сделать хоть что-то, что может сделать ее чуть более доступной. Однако для меня тактильные экспонаты и акустические этикетки, специальные тексты для слабослышащих, наличие пандусов, комфортное передвижение на коляске и прочие отдельные решения не есть доступная экспозиция. Да, слои есть, но полноценным считать тот нарратив, который транслирует экспозиция через отдельные, выборочные решения, вряд ли возможно.

— Задача демонстрации актуального научного знания и технологических решений очевидно потребовала общения с экспертами нефтяной отрасли. Как было организовано это общение?

— Мне и до этого приходилось заниматься научной коммуникацией, но этот проект потребовал включения в работу с экспертами. Дело в том, что для эксперта практически нет допущений. Он готовит материал и тематические справки с мыслью о том, что они будут отражены в экспозиции фактически «как книга». Существуя в гипертекстовом формате и глубоко оценивая важность тех или иных деталей, эксперту крайне сложно пойти на выборку.

Поэтому мы проработали алгоритм работ с информацией в несколько стадий.

Первая стадия помогла очертить границы. Мы готовили обзорные материалы с научными коммуникаторами (я также взяла на себя часть этой работы как коммуникатор-исполнитель), выбирая актуальные для экспозиции аспекты.

Далее мы проводили общие семинары с экспертами и обсуждали как саму концепцию (в самом начале пути), так и отдельные слои контента и форму их репрезентации (она тоже была определена на этапе разработки концепции и далее вносились локальные изменения). Формировали технические задания для экспертов.

Затем эксперт работал по ТЗ, ревизировал аннотирующий материал и готовил свой архив, который, в свою очередь, обсуждался снова. Экспертов было более 50 человек, и большая часть из них — действующие специалисты компании «ЛУКОЙЛ».

После этой стадии наши научные коммуникаторы, включая и меня, готовили материалы: для графики — финальные, для мультимедийного контента — откорректированные справки.

И тут-то нас и ждали сложности.

В части графики, где материалы готовились с учётом научной коммуникации и перевода «с русского на русский», всё шло по плану. Но когда мы начали передавать материалы в производство цифрового контента подрядчикам, сценаристы начали достаточно серьёзно упрощать его или готовить сложные и нечитаемые подстрочники.

Ревизия экспертами проводилась и на этапе сценариев, и на этапе прототипов, и на этапе финальной сборки — и это, конечно, была огромная работа.

— Насколько в принципе был сложен поиск информации в данной сфере?

— Ввиду того, что с нами работали действующие эксперты «ЛУКОЙЛ», и компания, как я и говорила выше, приняла решение ресурсы тратить на проект, мы были обеспечены информацией.

Но в целом источников по «популярной нефтепромышленности» немного: есть публичные имиджевые проекты у нефтяных компаний, есть небольшой популяризирующий курс на «Постнауке», есть отдельные материалы и статьи и даже издание по «Популярной нефтепереработке», но этого всё равно недостаточно. Это дискретные знания и материалы. Поэтому без экспертов нет актуализации и действительно содержательной ценности, но работать с ними непросто. Думаю, на основе проработанных справок теперь можно готовить сводное издание по популярной нефтепромышленности.

— Были ли новые идеи, которые появились уже в ходе проектирования в результате более глубокого погружения в тему? Вообще сильно ли повлияла научная коммуникация на состав всей экспозиции и отдельных решений?

— Подходы к сценографии и концепции в целом не изменились, так как изначально именно они задавали границы, да и погружение в материал было ещё на ранних этапах. Были изменения в UХ-дизайне и дополнения в части отдельных инсталляций и решений.

Но без этапа проработки концепции с учётом научной коммуникации проект мог стать сугубо развлекательным или слишком сложным. Но этого, к счастью, не произошло.

Технологии

— Насыщенность интерактивными решениями — то, что бросается в глаза, когда читаешь отзывы о Павильоне в социальных сетях. Насколько оправданным было использование такого количества технологических приёмов?

— Да, это один из самых технологически насыщенных проектов в моей практике. Это не хорошо и не плохо.

Для меня вообще не стоит вопрос использования технологий — это один из инструментов. Он хорошо работает в том случае, когда необходимо представить «скрытые» вещи, для наукоёмких экспозиций сегодня — это вполне привычный инструмент. В данном случае технологичность экспозиции — оправданная форма для представления заданных тем на основании анализа предполагаемого объёма абстрактного материала, исходного объёма предметной базы и возможностей пространства.

Тут, скорее, важно обсуждать вопрос включённости в коммуникацию с пространством. Заметьте, я не говорю об интерактивности отдельно, я говорю о разных каналах коммуникации: визуальный, акустический, фиджитал (сочетание физического и цифрового). Поиск формы для отражения сюжета, вписанного в общий нарратив, — задача нетривиальная. Абстрактное желание «побольше бы технологических решений» не приводит к появлению целостного проекта. Впрочем, сегодня это уже очевидно.

— Каково соотношение интерактивных инсталляций с предметным рядом в экспозиции?

— Предметный ряд фактически создавался искусственно, то есть был придуман, и этот слой был принципиально важен. Предмет — это «свидетель», он подтверждает значимость высказывания и в нашем случае перемещает в мир вещей.

На начальном этапе не было задачи представлять предметную коллекцию, и для этого у заказчика были все основания, от условий, норм хранения существующей у компании коллекции и до формата объекта.

— Расскажите о нескольких самых необычных решениях?

— Для меня самым смелым решением всё-таки является архитектурная форма в центральном зале.

Если же говорить о технологических решениях, то это решения в залах «Наука» и «Технологии». Инсталляции «Как устроена нефть», «Гидродинамика», «Поиск нефти. Каротаж» и «Транспортировка».

Конечно, визуально впечатляющими являются мультимедийный лифт и инсталляция «Бурение».

— С какими проблемными моментами в процессе проектирования и реализации вы столкнулись касательно применения технологических решений?

— Самая большая сложность — это соблюдение соответствия всех решений изначальной идее. На каждом этапе реализации решения могут быть упрощены в силу разных обстоятельств. Куратор в проекте с таким объёмом технологических решений, контента в какой-то момент общается с сотней специалистов одновременно, пусть и через отдельных руководителей групп.

И у каждого исполнителя, конечно, своя мотивация.

Сегодня реализация технологических решений уже не такая сложная задача, как лет 8–10 назад, но соблюсти целостность можно только в том случае, если все участники процесса следуют ценностям концепции и не воспринимают технологические решения отдельно от остальных. К сожалению, на практике этого практически невозможно достичь — для этого команда должна разделять или принимать концепцию и ориентироваться на то, что это базовый документ. Поэтому основной проблемой для меня было одновременное отслеживание огромного количества результатов от исполнителей.

После открытия

— Насколько реализация проекта совпала с идеями, которые были заложены в концепции?

— Мне кажется, если проект соответствует хотя бы на 60–70% изначальной идее — это очень хорошо. Понятно, что измерить соответствие идее невозможно, и это абстрактное, по сути, утверждение. Но в случае с Павильоном «Нефть» идея и реализация близки.

— Реакция и поведение посетителей в экспозиции открыло какое-то новое, не спрогнозированное заранее видение?

— Я в очередной раз убедилась, что далеко не все стремятся к интерактивному взаимодействию.

Я и говорила ранее о коммуникации с пространством в более широком контексте. И ещё мне показалось, что некоторые темы, несмотря на упрощение, остались достаточно сложными для посетителей, но в этом случае, я отметила выше, что «оставить сложное» — было тоже очень важным принципом концепции.

— Каким может быть дальнейшее развитие экспозиции?

— Хотелось бы, чтобы Павильон жил активной жизнью, и на ближайшее время это, как мне кажется, проектные практики.

Проект ещё очень молод, и с точки зрения пространства возможно локальное развитие в части работы с предметной базой, цифрового контента .

Пространство даёт возможность проектной работы. Зал «Наука» — трансформер, и это тоже важно для взаимодействия с широкой аудиторией и для запуска отдельных направлений по коммуникации с обществом. Коммуникация с экологами, физиками, химиками, студентами и школьниками, проведение дебатов и образовательных мероприятий, приглашение (физическое или онлайн) исследователей и учёных. Но, конечно, это вопрос больше к команде Павильона, ведь у «ЛУКОЙЛа» традиционно очень активная социальная позиция, и интеграция с основными программами компании — уже отдельная и очень большая задача.

Объективно расположение объекта на ВДНХ — это не только огромный плюс, но и вызов для проектной деятельности.

Сегодня Павильону нужно накопить опыт коммуникации с посетителями и увидеть/услышать их ожидания.

Историческая справка о павильоне

Построен в 1954 году. Архитекторы А. А. Таций, С. С. Ганешин, И. М. Тамаркин. В 1954–1955 годах павильон носил имя «Сахарная свёкла», в 1956‒1957 годах — «Сахар», в 1958 году здесь была размещена новая экспозиция и павильон получил название «Геология, нефть, газ», затем, в 1959, — «Нефть, газ», в 1963 — «Топливная промышленность» и в 1964 — «Нефтяная промышленность». Осенью 2019 года в павильоне был торжественно открыт интерактивный учебно-методический центр, посвящённый истории российской нефти, развитию отечественной науки и технологий. Это самая большая мультимедийная экспозиция о нефти в России. Проект был реализован петербургской компанией Ascreen.